Григорий Шувалов

Сегодня, вслед за героем очередного выпуска нашей рубрики «Свидетели», мы перенесемся на два столетия назад, в Россию начала 19-го века. В 1804 году в Санкт-Петербурге, в семье графа Петра Шувалова и княгини Софьи Щербатовой, родился Августин-Мария – в миру Григорий Шувалов. Особые узы связывали семью Шуваловых с Италией – дед Григория, граф Иван Шувалов, с 1763 по 1777 год жил в Италии, где покровительстивовал русским художникам, направленным на обучение в академию Св. Луки, почетным академикой которой Иван Шувалов был провозглашен в 1768 году.
Григорий Шувалов, не получивший никакого религиозного воспитания, с детства был подвержен сомнениям и увлекался рационализмом. Однако, Божественное провидение смягчило их удары тем, что мальчик был отдан на обучение в петербургский Колледж иезуитов. Законы тогдашней России запрещали религиозное обучение, но, по крайней мере, не могли запретить уважительного отношения к религии. В 1818 году, когда иезуиты были высланы из России, юноша поступил в протестантскую коллегию Хофвиля, рядом с Берном. В этом швейцарском городе Григорий впервые столкнулся с сочинениями и мыслью Фридриха Шиллера, и немецкий поэт очаровал юношу. В неизбежный период смятения ума, для того, чтобы спровоцировать глубокий кризис, юноше достаточно было стихотворения Шиллера «Отречение» -- «Resignation», в котором автор приводил диалог между Господином мира и человеком: пожертвовав всем во имя надежды на вечное счастье, он достиг окончания земного пути и просит обещанной награды. Ответ жесток: «Есть два цветка, они полны значенья, Есть два цветка — Надежда, Наслажденье, И мудрый выберет один из двух. Избрав один, другим не соблазняйся, Искать другой — напрасный труд! Кто не имеет веры, наслаждайся, А верующий — благ земных лишайся! История и есть всемирный суд. Надеявшийся награждён не мало, — Награду вера всю в себе несёт. Тебе недаром мудрость подсказала: Что у тебя Минута отобрала, То никакая Вечность не вернёт» (мы цитируем стихотворение в переводе Ник. Корнеевича Чуковского). Этих слов было достаточно молодому графу, чтобы потерять всякую опору. В своей «Исповеди» он впоследствии напишет: «Позволяя очаровать себя лживой поэзии … я принял ее в качестве линии поведения, не задумываясь над этим всерьез, и меня увлекло за собой безумие нигилизма…». В Берне Шувалов погружается в теорию рационализма. В начале 20-х годов он отправляется в Пизу по зову матери Софии, находившейся там при больной сестре Анастасии, ревностной католичке. К приезду Григория тетя уже умирает, но юноша остается в Пизе и поступает в университет, где изучает философию, экономику и итальянскую литературу. Здесь же, в потоке юношеских увлечений, он оставляет все нравственные ориентиры и встает на путь эгоизма, удовольствия и иллюзий счастья.
Воинская служба вносит в его жизнь ноту идеализма. Он записывается в гусарский полк царя Александра 1, а при императорском дворе знакомится с графиней Софьей, урожденной Салтыковой, глубоко верующей женщиной, и женится на ней. В браке у них родились трое детей, один из которых умер в младенчестве.
«По пути к алтарю, -- напишет он позже в книге «Мое обращение и призвание», -- я ни на минуту не задумывался о Твоем присутствии, о Господи… В те дни добро и зло все еще делили между собой мою душу. С одной стороны, о Господи, боролась Твоя благодать, с другой – моя воля… Попустив этот брак, Ты смилостивился надо мною, Ты использовал эту законную любовь, чтобы привлечь и возвратить меня к Себе…».
Рядом с Софьей граф Шувалов обрел счастье, но он не предполагал, что оно будет таким мимолетным. Смерть одной родственницы потрясла его. «Я почусствовал определенное отвращение ко всем вещам, своего рода разочарование». Оно еще более усилилось после смерти первенца. Чтобы утешить скорбящую жену, граф Шувалов решает поехать во Францию в поисках более благотворного воздуха. Некоторое время спустя он едет во Флоренцию, где погружается в материалистскую философию неаполитанского изгнанника Джованни Ла Чечилия. В этой нравственной и интеллектуальной пропасти Шувалов испытывает на себе печальную констатацию, которую в те дни выразил Лермонтов, говоря о русском народе:
«Печально я гляжу на наше поколенье!
Его грядущее - иль пусто, иль темно,
Меж тем, под бременем познанья и сомненья,
В бездействии состарится оно».
«Боже мой, -- пишет Шувалов, -- в каком хаосе я тогда пребывал! Какое умопомрачение меня закружило… я упорно цеплялся за самые коварные философские доктрины!»
Возвратившись в Париж, Шувалов окунается в светскую жизнь, чтобы отвлечься и рассеять тоску графини.
В Париже заболел второй сын, Петр. Непонятный недуг ребенка мучал и его самого, и родителей. Перед бессилием медицины, в инстинктивном порыве, мать ребенка Софья склонилась к нему и поцеловала… Внезапно Петр выздоровел -- Бог принял жертву материнской любви. Графиня увидела в этом знак особой благодати, и она пожелала разделить свое счастье с супругом. Обращаясь к мужу, она сказала: «Я хочу твоего счастья; я хочу этого, даже если это будет стоить моего счастья… Однажды твое сердце поймет, как много я готова сделать для тебя, для твоего счастья…»
Софья, находившая большое утешение в своей вере – она была православной – стремилась поделиться ею с мужем. Час благодати наступил и для него. Во время одного из визитов в католические храмы, которые Григорий посещал, чтобы доставить радость жене, -- он внезапно почувствовал освобождение от сильной злобы, которую питал к одному человеку. Сам он впоследствии писал об этом эпизоде как о «примирении», первом эффекте того света, который Бог ниспослал, чтобы просветить его душу.
10 февраля 1841 года в Венеции Софья отходит к Небесному Отцу. Задумываясь о смерти молодой супруги, Григорий пишет: «Я почувствовал, что должен верить чему-то иному, нежели материи, и из глубины сердца воскликнул: ее душа существует, и она бессмертна. С того самого момента новый свет вошел в меня; моим глазам открылся новый свет… Для человека, созерцающего все вещи с верой, смерть моей жены была подобна мученической смерти. Отдав свою жизнь, счастливая жертва обрела для себя Небеса, а для меня – открыла к ним путь. И уже с того момента я стал новым человеком, рожденным заново…».
Шувалов, который не мог смириться с потерей источника своей радости, и в глубокой скорби оставался искателем истины. Он чувствовал, что помимо тленного тела есть бессмертныя душа, видел, что телесная красота исчезает, а сверхъестественная красота, добродетель никогда не умирают. Как сам он вспоминал тот период, эти истины только начинали входить в его жизнь, но за ними последовал поток новых мыслей, новый убеждений. Пример Софьи увлекал его: «Я могу быть лучше, могу быть счастливым, -- пишет Шувалов, -- но ничто не даст мне счастья, если нет добродетели; поэтому я хочу быть добродетельным». В письме к одному другу он восклицал: «Хочу быть христианином, надеюсь, что наступит день, когда я смогу сказать: «Я – христианин!».
Вера приводит человека к новому мироощущению. Вера воспринимается как благодать, которой следует испрашивать у Бога; как добродетель, как убеждение, которое необходимо углублять. Граф Шувалов погрузился в изучение богословия. Постепенно его рассуждения преображаются в порыв любви, богословские мудрствования – в молитву, а молитва – в действие. «Благодать молитвы, -- писал он, -- это величайшая милость, дарованная мне Богом. Боже мой, придай мне сил, придай мне веры!» Эта просьба звучала из его уст днем и ночью, во всех храмах по дороге из Венеции в Париж, эту же фразу мы находим на каждой странице его «Исповеди», в его письмах. В поисках утешения после смерти Софьи Григорий следует совету одного врача, порекомендовавшего читать Евангелие от Св. Иоанна. Григорий находит в нем молитву-завет Иисуса о единстве Его учеников. Слова Спасителя производят на него глубокое впечатление. Позднее он писал, что этому отрывку суждено было стать решающим для его обращения. «Я никогда не читал Евангелия, небеса были всегда закрыты передо мной… По мере того, как я шел по этому благословенному пути, мое духовное сокровище пополнялось, расширяя и горизонт ума. Впервые я понял, что истина – одна, так что и вера, и доктрина должна быть одна, и если христианство – истиа, то в нем может быть только одна Церковь».
Для Шувалова начался период интенсивного изучения Библии, Святых Отцов, Св. Августина в особенности. Жажда прояснить свои мысли подтолкнула его к поиску друзей, которые могли бы помочь ему. Прийдя, путем рассуждений, к убеждению в том, что истинная Церковь – это Церковь Католическая, он все же не спешил с дальнейшими шагами. Шувалов регулярно общался с православным священником, уважительно относившимся к Римской Церкви и даже утверждавшим (что не совсем обычно для той эпохи), что Католическая и Православная Церкви – это «две сестры: так почему бы им не жить в мире рядом друг с другом?». Шувалов испытывал симпатию и к Реформатским Церквам, однако, не нашел там того, чего искал. Решающей для Шувалова была встреча с соотечественником – князем Федором Галицыным. От него он вновь услышал, что есть только одна истина и, таким образом, может быть только одна Церковь. Прочтение «Исповеди» Св. Августина стало для него самым настоящим откровением и причиной внезапного озарения: «В нем я нашел свои собственные безумства, -- вспоминает Шувалов, -- свои скорби и надежду. Я завидовал, желал, испрашивал той же любви, того же рвения, той же веры». Книгу ему дал почитать священник-иезуит Минини, которому Шувалов вернул ее со словами о своем желании стать католиком. Но священник ответил: «Сначала нужно войти в дом, а уже потом искать комнату». Несколько лет спустя Шувалов и Минини встретились в Риме на духовных упражнениях. Обнимая отца Минини, граф воскликнул: «Отче, я не только вошел в дом, но и комнату нашел».
Инструментом Божьей благодати стали для него великопостные проповеди знаменитого священника Франциска Ксаверия Равиньана. Он же станет впоследствии его духовником и наставником в поиске истины. Поощряемый своими друзьями-соотечественниками – среди них можем назвать госпожу Свечину, князя Галицына, князя Гагарина, -- при поддержке священников и будущего епископа Орлеанского Дюпонлупа, Григорий Шувалов подошел к завершению своего нелегкого и выстраданного пути. В оратории Непорочной Девы аббат Петето наставил его в католическом вероучении и принял у него исповедь за всю жизнь.
«Какую же радость я ощутил после исповеди, -- писал граф, -- несмотря на давнее желание и тщательную подготовку, когда приблизился этот момент, я искал тысячу отговорок, чтобы отложить ее, хотел отдалить от себя момент болезненной операции. И наконец, благодаря Тебе, Господи, побудившему меня, я нашел мужество к ней приступить…». 6 января 1843 года в Париже, в присутствии близких друзей, граф Шувалов публично заявил о своем желании вступить в лоно Католчиеской Церкви, сохранив всю свою любовь к Святой Православной Церкви.
Последовали тяжелые испытания для графа Шувалова: смерть матери, болезнь дочери. Он все отчетливее ощущал, что Бог приберег для него особое задание. Постепенно Шувалов пришел к мысли о безраздельном посвящении себя Богу.
В конце 40-х годов он снова обосновался в Италии, где происходит несколько решающих встреч с отцами-варнавитами. Он решает вступить в этот орден, но в ответ получает отказ. Ректор Коллегии Варнавитов отец Пьянтони отговаривает его от монашеской жизни и советует стать епархиальным священником. Но в 1857 году граф Шувалов вновь обращается к настоятелям с просьбой о принятии в орден, и на этот раз постоянство и воодушевление кандидата не вызывают сомнений. Шувалов становится послушником монастыря Варнавитов. В том же году он дает свои первые обеты. Мысли о далеком отечестве ни на миг не покидают его: «В новициате настоящая любовь к родине вошла в мое сердце: я понял, что целью моей молитвы, помимо моего спасения, должно быть единение в истине этой великой и щедрой нации…». «Дева Мария будет узами, которые соединят две Церкви и соделают изо всех любящих ее единый народ братьев».
Граф Григорий Шувалов – в монашестве Августин-Мария – получил благословение высоких иерархов, в том числе Папы Пия 9-го, на свои духовно-просветительские начинания. Своим основным призванием он чувствовал единство христиан, и на это была направлена вся его апостольская деятельность. После рукоположения в 1857 году Он создал для этой цели различные Фонды, а также Коллегию Св. Павла, апостола единства, при одноименном храме, для подготовки собратьев-свящнников, вдохновленных тем же чаянием примирения Церквей. Единство христиан – основная мысль его проповедей, конференций и духовных упражнений, которые он проводит в разных городах Франции. С особой пастырской заботой он обращается к молодежи и семьям –в историческом архиве варнавитов сохранились многочисленные письма отцу Августину-Мария от его духовных чад, принадлежавших ко всем социальным слоям.
Здесь нужно заметить, что Шувалов больше никогда не имел контактов с родиной. Его усилия ради единства Церкви Христовой не были экуменической деятельностью, к какой мы привыкли сегодня. Он был первопроходцем на этом пути, и его призвание реализовалось прежде всего в любви и молитве. Любовь к родине никогда не угасала в его сердце. Вот что он писал после поступления в монастырь: «Я всегда любил свою страну, но только во время послушничества пронял, что люблю ее по-настоящему. До того момента я никогда не задумывался о ее духовном измерении и практически не молился о России. Но в теперешней жизни, наполненной безмолвием, я понял, что отныне моя молитва должна иметь двойную цель: сначала – мое спасение и потом – восстановление религиозного единства этой великой и щедрой нации. Я осознал это и попросил об этом у Бога». Книгу, в которой граф Шувалов изложил свой духовный опыт, он посвятил своим соотечественникам, которым, по его же словам, «желал объяснить, что его привело в Католическую Церковь, заставив добровольно покинуть родину».
Итак, молитва была в основе его чаяний о единстве христиан, а во время аудиенции, данной ему Папой Пием 9, он выразил желание отдать жизнь за свою родину. Бог принял эту жертву любви. Отец Августин-Мари, в миру Григорий Шувалов, скончался 2 апреля 1859 года, лишь два года спустя после принятия священного сана, и последними словами его бы призыв к собратьям молиться о России.
Жизнь Григория Шувалова была красноречивым свидетельством духовного экуменизма, о котором говорится в декрете 2 Ватиканского собора Unitatis Redintegratio: «Настоящий экуменизм немыслим без внутреннего обращения. Действительно, желание единства появляется и созревает из обновления ума, из самоотречения и из щедрейшего излияния любви. Поэтому у Божественного Духа нам надо испрашивать благодать искреннего самоотвержения, смирения и кротости в служении, а также братской щедрости духа по отношению к другим… Это обращение сердца и святость жизни наряду с частными и общественными молениями о единстве христиан следует считать душой всего экуменического движения. Они с полным правом могут называться духовным экуменизмом».
Да поможет нам пример Григория Шувалова возрастать в любви к единой Церкви, да просветит он всех, кто отдает свои силы благородному делу примирения учеников Христовых.