2016-08-10 12:44:00

Холодная ночь 1944 года. Свидетельство о нацистском плане похищения Пия XII


На страницах ватиканской газеты «L’Osservatore Romano» было опубликовано свидетельство Антонио Ногары, сына бывшего директора Ватиканских музеев Бартоломео Ногары, которое мы предлагаем вашему вниманию:

 

В Риме, «открытом городе» 1943-го и 1944-го годов, в разговорном языке очень часто звучали слова «удалиться», «исчезнуть», «подеваться», «скрыться», «спрятаться», «бежать» по отношению к людям, и «скрывать», «маскировка», «камуфляж», «прятать» но отношению к вещам; все слова в противопоставлении к арестам, депортациям, рейдам, облавам, конфискациям, -  к явлениям, определявшим тогдашнюю неспокойную ситуацию. Даже с притоком беженцев, ищущих руки помощи и убежища, перенаселённый Рим казался почти безлюдным. Почти полностью прекратились прогулки, приемы, развлечения в целом; редкие «вылазки», порой на грани экстремального приключения, были направлены на поиск самого необходимого, чтобы найти это как можно ближе. Двигаться нужно было незаметно вдоль тех аллей, улиц, площадей, где близость магазинов, ворот и переулков давали большую возможность скрыться от глаз или бежать при малейшей опасности.

Вечером все домашние собирались вокруг потрескивающего радио, с ограниченным и полным помех приёмом, и с приглушённой до минимума громкости, в поисках информации. Некоторые вместе с соседями играли в карты, постоянно прислушиваясь к тому, что происходило за стенами дома, чтобы почувствовать надвигающуюся опасность в подозрительном шуме, в размеренных шагах военного патруля, в сухом и отрывистом приказе офицера, в шуме проезжавшего автомобиля, в звуке выстрела... Толпы римлян, разбегавшиеся при первом сигнале тревоги, собирались рядом с общественными столовыми, с приходами, где раздавали пайки, организованные викариатом и Кружком Святого Петра. Эти же пайки, благодаря щедрости Общества недвижимости Рима и его грузовым автомобилям, защищенным флагами Ватикана - некоторые из них даже были обстреляны из пулеметов с потерями среди водителей - везли в Тоскану и Умбрию.

В ожидании очереди анонимность и случайность встреч способствовали переплетению обычных, осторожных разговоров о происходящем, в которых вынужденное долготерпение находило свой выход в междометиях, в которых саркастическая гипербола часто маскировала протест. Среди множества бесед меня тогда поразил рассказ одного человека, который, быв свидетелем систематических облав и исчезновений родственников и знакомых, рискуя, добавил мрачно: «Не хватало, чтобы они и Папу украли!». Это прозвучало как вопль отчаяния среди боли, унижения, шока, пробуждая в подсознании верующих и неверующих мучительный вопрос: что станет с Римом без Папы, иерарха христианства?

Бурный ход событий не изгладил из моей памяти эту реплику, которая вырвалась спонтанно, как излияние в момент гнева, но не под влиянием эмоции, а вполне обоснованно. Несколько недель спустя судьба неожиданно дала мне лично убедиться в этом.

В 1921 году, учитывая множество вверенных задач, в дополнение к общему руководству музеями Ватикана, Папа Бенедикт XV предоставил моему отцу Бартоломео Ногаро, вожделенную и исключительную привилегию для женатого мирянина, имеющего детей, - жильё в апостольских Священных дворцах, которые, вместе с музеями, библиотекой, архивом и небольшой частью нынешних садов, составляли территориально Ватикан до конкордата и Латеранского Договора 1929 года. Даже с лучшими расположениями служебных помещений, теснота комнат затрудняла поиск подходящего жилья для семьи. Через несколько месяцев нам было указано на несколько бывших залов одного из отделений секретариата, с двумя большими окнами с видом на центральное крыло Третьей лоджии. Вход был рядом с лифтом, который в то время водяным и обслуживал также другие лоджии во дворе Сан-Дамазо. Когда государственный секретариат закрывался, пустынная Третья лоджия  становилась  идеальной крытой галереей для прогулок с видом на Рим, чтобы перейти с одного конца дворца до другого в любую погоду. Мои родители пользовались этим вечерами после ужина; я часто присоединялся к ним, и много раз находил их там беседующими с монсеньором Джованни Баттиста Монтини. Из государственного секретариата он выходил намного позже всех и возвращался к себе в квартиру, расположенную на задней стороне первой лоджии, в нескольких минутах ходьбы от апартаментов Борджиа.

Из-за служебных обязанностей контакты моего отца с монсеньором Монтини повторялись почти ежедневно, и частые вечерние встречи, ставшие привычными за много лет, придали отпечаток близости также отношениям с моей матерью и со мной. Поэтому, кроме времени - кажется, было позже одиннадцати часов вечера - я не испытал какого-то особенного удивления, когда одним поздним вечером зимы 1944 года, где-то в конце января - начале февраля, услышав колокольчик у входа, я столкнулся с монсеньором Монтини, который, быстро войдя и сразу же закрыв за собой дверь, сказал мне, что он «должен» срочно встретиться с «профессором». Смущённый из-за того, что он застал меня уже в халате и тапочках, я попросил его расположиться кабинете-библиотеке и побежал к отцу, который был уже в постели под парой тяжелых одеял, с шапочкой на голове и пуховиком в ногах. Система отопления была отключена из-за отсутствия угля; в комнате, с видом на север, было особенно холодно.

Удивленный, но не раздосадованный из-за срочности, проявленной человеком, известным своей тактичностью, мой отец быстро оделся. Не помню, как я развлекал многоуважаемого гостя до тех пор, пока появился, раньше, чем ожидалось, мой отец. После краткого конфиденциального разговора они поспешно вышли: отец с тяжелой связкой ключей от музея и библиотеки,  монсеньор Монтини с электрическим фонариком, который был оставлен им на ларе у входа, - фонарик из тех, которыми снабжали пожарных для ночных патрулей. Я был больше обеспокоен здоровьем своего отца, чем причинами экскурсии, имевшей очевидным объектом музеи. Мы с матерью почти три часа ожидали его возвращения. Вернувшись, отец, показавшийся очень уставшим и замерзшим, кратко успокоил нас и, отложив объяснение до лучшего времени, решительно отправился спать.

Только вечером следующего дня, попросив нас хранить всё в абсолютной тайне, отец рассказал нам, что посол Великобритании сэр Фрэнсис д’Арси Осборн и поверенный в делах США Гарольд Титтманн совместно предупредили монсеньора Монтини о том, что им стало известно от соответствующих военных служб информации о разработанном плане немецкого высшего командования: захватить и депортировать Святейшего Отца под предлогом, чтобы обеспечить его безопасность «под высокой защитой» фюрера. В этом случае союзнические силы должны будут немедленно вмешаться, чтобы остановить операцию, в том числе и с высадкой десантников на севере Рима. Поэтому необходимо было немедля подготовить тайное убежище, где Святейший Отец мог бы скрыться на время, необходимое для военного вмешательства, то есть на два или три дня.

С этой целью, по свидетельству моего отца, в ту ночь начались поиски убежища: от галереи надгробных камней до лестницы Браманте, а оттуда, в помещениях бывшей дирекции музеев и хозяйственных построек, вокруг Ниши, восьмиугольного двора, до двора Пинья, не пренебрегая небольшими помещениями, используемыми в качестве складов, кладовок, раздевалок, естественно, с возможностью приспособить их для этой конкретной цели. Но, к сожалению, поиск, связанный с этими помещениями, дал отрицательный результат.

Из поисков были сразу исключены Пинакотека - она была слишком на виду - и частично заселённое здание рядом с новым входом в картинную галерею. Было решено продолжить поиски в библиотеке, и оттуда - в соседней Башне ветров; её посещение подтвердило ожидания. Массивная и элегантная башня в полузаброшенном состоянии оказалась вместилищем переплетения комнат, коридоров, лестниц и лесенок, лабиринтом, в котором было легко ненадолго скрыться. Монсеньор Монтини казался в этом убеждённым, судя по тому, что завершил на этом энергичные многочасовые поиски и быстрым шагом вернулся домой.

Что же касается окончательного выбора убежища, то у моего отца были свои взгляды на возможность использования для этого башни. Он предложил монсеньору Монтини альтернативный резервный план, то есть, продолжить поиски, включив в них также базилику Святого Петра с прилегающими и связанными с ней зданиями и помещениями, в том числе подземными, для устройства убежища в случае гипотетической попытки похищения Святейшего Отца.

Такой поворот событий требовал немедленного поиска решений, безусловно, при высокой личном риске, также для друзей, которым мы помогли скрыться в Ватикане, и не хотели отказываться от них. Помимо унизительной несчастной судьбы Святейшего Отца, с которым нас связывала любовь и преданность, над нами нависла подавляющая мысль о том, что визит СС не пощадил бы никого, ни еврейских, ни нееврейских беженцев, с возможным возмездием духовным и светским жителям Ватикана. В таком лихорадочном ожидании прошло несколько недель, наполненных противоречивой информацией из различных источников, в том числе и авторитетных.

Затем я запомнил как день большого облегчения, когда мой отец, вернувшись домой после одного из почти ежедневных визитов в государственный секретариат, рассказал нам о том, что план Гитлера уже давно был известен в Ватикане, который получал конфиденциальные предупреждения из немецких кругов, от людей, противостоявших этому плану. Посольство Германии при Святейшем Престоле изложило Берлину неизбежную негативную реакцию католиков на похищение Папы, также в различных нейтральных странах. Эта безумная операция не произошла благодаря твердой позиции германских дипломатических представителей в Риме. Несомненно, однако, что опасения по поводу безопасности Папы рассеялись только после того, немецкая армия покинула Рим.

Через некоторое время, вновь говоря о ночном походе и сомнениях, которые сопровождали его, мой отец выразил убеждение, что монсеньор Монтини, независимо от личных оценок, проявил в этой непростой ситуации присущие ему рвение и скрупулезность.

В драматических событиях этих месяцев совместное заявление послов двух главных союзных держав не могло каким-либо образом остаться без внимания. К счастью, отвратительное событие было предотвращено, сохранив в истории болезненные страницы.

Я разделяю убеждённость, выраженную моим отцом, что Пий XII - из-за высокого чувства собственного достоинства, из-за своего сильного характера, продемонстрированного в различных случаях, из-за высокого чувства чести, которое всегда сопровождало его учительство, - никогда не пошел бы на  компромисс. Он бы не избрал собственную безопасность ценой решений несовместимых - хотя бы и минимально - с достоинством и авторитетом Папы и Церкви.








All the contents on this site are copyrighted ©.