Созерцание красоты, утешающей паломника: искусство в жизни христианской общины
В Компостелле все являются паломниками, - даже тогда, когда путь, который привел в
этот город, имеет несколько иную цель. Само это место заставляет вас задуматься о
причинах, почему мы отправились в путь, о смысле нашего поиска, о конечной цели нашей
жизни, об этой поездке. Этот процесс размышления важнее самого физического пути, так
как истинное паломничество – это внутреннее движение. Для христианина паломничество
– это обращение, в котором, временно оставляя обыденную жизнь, мы идем к новой жизни,
обещанной Господом.
Имея это в виду, нетрудно понять важность искусства в жизни
христианской общины. С самых первых веков архитектура, скульптура и живопись имели
задачу укреплять веру "странствующей Церкви", предлагая образы истин, в которые она
верит, иллюстрируя поведение святых людей и открывая, через красоту, что-то от радости
прибытия к цели. Приглашая созерцать искусство, порожденное своей верой, Церковь всегда
призывает нас созерцать отношения любви между Богом и человеком, переживаемые в историческом
времени и в культурном и физическом пространстве определенной цивилизации.
Это
логика системы больших знаков, которые сопровождают жизнь верующих. И это логика «таинства»
личного поиска Бога, которое выражается в паломничестве. Каждое паломничество, в сущности,
ведет к месту, где человек надеется увидеть что-то: пещеру, гору, храм. И затем, в
этом месте назначения, опыт паломничества организуется специальными обрядами, предназначенными
именно для того, чтобы удовлетворить желание «видеть»: шествиями, выставлениями реликвий,
групповыми молитвами.
С этой точки зрения язык, использованный флорентийцем
Джованни Виллани в Риме для юбилея 1300 года, впечатляет: «Для утешения христианских
паломников каждую пятницу и в торжественный день праздника в Соборе Святого Петра
выставлялся Плат Вероники» (то есть покрывало с отпечатком лица Иисуса). Обряд же
служит «в утешение христианских паломников», потому что «любовь стремится к скрытому
(...) желанию видеть Бога», и, следовательно, она «утешается», видя Его образ.
Недавние
заявления Учительства придали особое значение функции сакрального искусства, а в 2005
году кардинал Йозеф Ратцингер, в предисловии к Компендиуму Катехизиса Католической
Церкви, утверждал, что «даже изображение является евангельской проповедью. Художники
в любые времена предлагали созерцанию и изумлению верующих значительные факты тайны
спасения, представляя их во всем блеске цвета и в совершенстве красоты. Это является
показателем того, что сегодня, более чем когда-либо, в цивилизации образов священный
образ может выразить гораздо больше того же самого слова, так как его динамизм коммуникации
и передачи евангельского послания является чрезвычайно эффективным».
Еще Иоанн
Павел II, в одном из первых документов своего понтификата - апостольском обращении
Catechesi tradendae (1979) - и в работе «Христос Учитель» напомнил о художественной
традиции ранней христианской общины. Концептуальный переход восходит к традиции,
согласно которой святой Лука является «живописцем» Богородицы, за красноречие «портрета»
Марии на страницах его Евангелия, и завершается в той же Catechesi tradendae, в параграфе,
сосредоточенном на катехизической деятельности Господа, «Учителя посредством всей
Своей жизни», где Иоанн Павел II подчеркивает, что «величие Христа Учителя, уникальную
последовательность и силу Его учения можно объяснить только тем, что Его слова, Его
притчи и рассуждения никогда не отделяется от Его жизни и всего Его существа» (№ 9).
То есть, Слово стало плотью, но остается Словом: абсолютное и окончательное выражение
Божественной Жизни, такое, что Его слова и действия, и даже образы, возникающие из
Его слов и действий, имеют нечто от Божьей силы. Кроме того, изображения являются
«притягательными» потому, что – по аналогии с Христом, Который через завесу Своей
человечности открывал Отца и Духа – они говорят к сердцу человека о его небесном призвании.
Но
на самом деле живопись, скульптура и архитектура не говорят: они дают увидеть, потрогать
их, они дают физически войти в сакральное. Искусство Церкви приглашает узнать опытным
путем Бога, Который во Христе пожелал дать нам возможность увидеть Себя, прикоснуться
к Себе.
В первом параграфе Catechesi tradendae подчеркивается эта божественная
воля, соединяя последнюю заповедь Христа – идти и научить все народы – с миссией,
возложенной на апостолов: проповедовать человечеству, что они сами слышали, видели
своими глазами.
Таким образом, с самого начала, задача передачи веры в воплощенного
Бога предполагала такой творческий инструмент, как искусство, поскольку изобразительное
искусство способно – наравне с написанным словом, а иногда и лучше его – сделать видимой,
осязаемой и обитаемой тайну, сокрытую от веков, но раскрытую в жизни Христа и Церкви.
В
сегодняшней культуре, чувствительной к изображению, роль сакрального искусства вновь
становится основополагающей. Верующие и неверующие очарованы богатейшим наследием
живописи, скульптуры и архитектуры, рожденным христианами на протяжении веков, не
только из-за красоты произведений, но и потому, что они оказываются лицом к лицу с
темами, отвечающими на вопросы, волнующие современного человека.
Церковь всегда
наделяла образы ролью, которая выходит далеко за рамки просто иллюстрации священных
текстов: ролью, признанной Папой Иоанном Павлом II в 1999 году, в его Послании к деятелям
искусств, где он утверждает, что "для того, чтобы передать послание, доверенное ей
Христом, Церковь нуждается в искусстве" (№ 12).
Еще Павел VI объяснял эту нужду,
когда, обращаясь к художникам, писателям и музыкантам в 1965 году, в конце Собора,
заявил: "Церковь давно заключила договор с вами; вы строили и украшали ее храмы, прославляли
ее догмы, обогащали ее литургию. Вы помогли ей перевести ее Божественное послание
на язык форм и изображений, сделать ощутимым невидимый мир".
Такое придание
значения образам является на самом деле составным элементом христианства. Исторические
отношения Церкви с искусством надо понимать, по сути, в рамках богословских отношений
между верой и тем, что можно лицезреть, – отношений, подчеркнутых в священных писаниях.
В основе пролога Четвертого Евангелия лежит утверждение о "спасительной возможности
видеть" – "И Слово стало плотию, и обитало с нами, полное благодати и истины; и мы
видели славу Его", – говорит Иоанн (1, 14), – и в шестой главе Сам Спаситель поясняет
: "Воля Пославшего Меня есть та, чтобы всякий, видящий Сына и верующий в Него, имел
жизнь вечную» (Ин. 6, 40). Затем, в первом послании Иоанна, говорится, что "жизнь
явилась" в Иисусе Христе, и так "мы видели и свидетельствуем, и возвещаем вам сию
вечную жизнь, которая была у Отца и явилась нам» (1, 2). Говоря о Христе, Послание
Павла к Колоссянам выражается просто: "Он есть образ Бога невидимого"(1, 15).
Можно
сказать, что христианское художественное наследие представляет особое расширение во
времени Церкви замысла Отца стать видимым для человечества в Иисусе Христе. Если Церковь
нуждается в искусстве, то это потому, что она призвана проповедовать Христа, жизнь
вечную, которая явилась нам, человека-образ, который в каждом Своем слове и действии
открывал невидимого Бога. Подобно тому, как таинства и литургия расширяют во времени
спасительные последствия деяния Христа, точно так же сакральное искусство, тесно связанное
с литургией и личной молитвенной жизнью, расширяет «зримость» литургии. Церковь-строение,
к примеру, с ее живописным и скульптурным убранством, призывает всех, даже неверующих,
признать Эммануила – Бога, присутствующего в мире людей – в наших городах и селениях.
Вот почему от начала христианства до сегодняшнего дня община верующих выделяла значительные
ресурсы на создание произведений искусства и архитектуры, - потому что через искусство,
во всех его формах, она может "перевести в значимые термины то, что само по себе является
невыразимым", как говорится в Послании к деятелям искусств.
Эти наблюдения
выявляют структурную связь между миссией Церкви и использованием искусства: необходимость,
которую имеют христианские миссионеры, – те, которых Церковь посылает проповедовать
и учить вере, а также совершать ее обряды, – знать искусство, как духовное сокровище
и практический инструмент для их работы.
Еще двадцать один год назад в окружном
послании о подготовке священников Папская комиссия по культурному наследию Церкви
указала на актуальность этой задачи. В письме, обнародованном 15 октября 1992 года,
– в том же году, когда был опубликован универсальный Катехизис Католической Церкви,
кратким итогом которого является Компендиум, – были приведены доводы, которые сегодня
обретают новую и трагическую актуальность. В тексте говорится: «В мире, живущем под
угрозой новых форм варварства, и пересекаемом все более мощными миграционными потоками,
которые уносят с мест целые народы, отрывая их от своей почвы, многие из них становятся
восприимчивыми к очеловечивающей ценности культурного и художественного достояния.
Вследствие этого растет убеждение, что для будущего человечества важно сохранить эти
ценности, защитить их от рассеивания и манипуляции (исходящей от их использования,
ориентированного на исключительно экономические цели), ценить их как носители смысла
человеческой жизни». Документ затем подчеркнул «серьезные недостатки с точки зрения
эстетического опыта, исторической и литературной восприимчивости», знакомства с миром
искусства и, более того, способности понимать эти ценности кандидатами в священство,
и в нём вновь было отмечено, что «речь идет в первую очередь о глобальном росте человека
как в плане зрелости чувств, так и в плане собственно религиозном и культурном, духовном
и пастырском» (п. 14).