2013-09-17 15:41:34

Созерцание красоты, утешающей паломника: искусство в жизни христианской общины


В Компостелле все являются паломниками, - даже тогда, когда путь, который привел в этот город, имеет несколько иную цель. Само это место заставляет вас задуматься о причинах, почему мы отправились в путь, о смысле нашего поиска, о конечной цели нашей жизни, об этой поездке. Этот процесс размышления важнее самого физического пути, так как истинное паломничество – это внутреннее движение. Для христианина паломничество – это обращение, в котором, временно оставляя обыденную жизнь, мы идем к новой жизни, обещанной Господом.

Имея это в виду, нетрудно понять важность искусства в жизни христианской общины. С самых первых веков архитектура, скульптура и живопись имели задачу укреплять веру "странствующей Церкви", предлагая образы истин, в которые она верит, иллюстрируя поведение святых людей и открывая, через красоту, что-то от радости прибытия к цели. Приглашая созерцать искусство, порожденное своей верой, Церковь всегда призывает нас созерцать отношения любви между Богом и человеком, переживаемые в историческом времени и в культурном и физическом пространстве определенной цивилизации.

Это логика системы больших знаков, которые сопровождают жизнь верующих. И это логика «таинства» личного поиска Бога, которое выражается в паломничестве. Каждое паломничество, в сущности, ведет к месту, где человек надеется увидеть что-то: пещеру, гору, храм. И затем, в этом месте назначения, опыт паломничества организуется специальными обрядами, предназначенными именно для того, чтобы удовлетворить желание «видеть»: шествиями, выставлениями реликвий, групповыми молитвами.

С этой точки зрения язык, использованный флорентийцем Джованни Виллани в Риме для юбилея 1300 года, впечатляет: «Для утешения христианских паломников каждую пятницу и в торжественный день праздника в Соборе Святого Петра выставлялся Плат Вероники» (то есть покрывало с отпечатком лица Иисуса). Обряд же служит «в утешение христианских паломников», потому что «любовь стремится к скрытому (...) желанию видеть Бога», и, следовательно, она «утешается», видя Его образ.

Недавние заявления Учительства придали особое значение функции сакрального искусства, а в 2005 году кардинал Йозеф Ратцингер, в предисловии к Компендиуму Катехизиса Католической Церкви, утверждал, что «даже изображение является евангельской проповедью. Художники в любые времена предлагали созерцанию и изумлению верующих значительные факты тайны спасения, представляя их во всем блеске цвета и в совершенстве красоты. Это является показателем того, что сегодня, более чем когда-либо, в цивилизации образов священный образ может выразить гораздо больше того же самого слова, так как его динамизм коммуникации и передачи евангельского послания является чрезвычайно эффективным».

Еще Иоанн Павел II, в одном из первых документов своего понтификата - апостольском обращении Catechesi tradendae (1979) - и в работе «Христос Учитель» напомнил о художественной традиции ранней христианской общины. Концептуальный переход восходит к традиции, согласно которой святой Лука является «живописцем» Богородицы, за красноречие «портрета» Марии на страницах его Евангелия, и завершается в той же Catechesi tradendae, в параграфе, сосредоточенном на катехизической деятельности Господа, «Учителя посредством всей Своей жизни», где Иоанн Павел II подчеркивает, что «величие Христа Учителя, уникальную последовательность и силу Его учения можно объяснить только тем, что Его слова, Его притчи и рассуждения никогда не отделяется от Его жизни и всего Его существа» (№ 9). То есть, Слово стало плотью, но остается Словом: абсолютное и окончательное выражение Божественной Жизни, такое, что Его слова и действия, и даже образы, возникающие из Его слов и действий, имеют нечто от Божьей силы. Кроме того, изображения являются «притягательными» потому, что – по аналогии с Христом, Который через завесу Своей человечности открывал Отца и Духа – они говорят к сердцу человека о его небесном призвании.

Но на самом деле живопись, скульптура и архитектура не говорят: они дают увидеть, потрогать их, они дают физически войти в сакральное. Искусство Церкви приглашает узнать опытным путем Бога, Который во Христе пожелал дать нам возможность увидеть Себя, прикоснуться к Себе.

В первом параграфе Catechesi tradendae подчеркивается эта божественная воля, соединяя последнюю заповедь Христа – идти и научить все народы – с миссией, возложенной на апостолов: проповедовать человечеству, что они сами слышали, видели своими глазами.

Таким образом, с самого начала, задача передачи веры в воплощенного Бога предполагала такой творческий инструмент, как искусство, поскольку изобразительное искусство способно – наравне с написанным словом, а иногда и лучше его – сделать видимой, осязаемой и обитаемой тайну, сокрытую от веков, но раскрытую в жизни Христа и Церкви.

В сегодняшней культуре, чувствительной к изображению, роль сакрального искусства вновь становится основополагающей. Верующие и неверующие очарованы богатейшим наследием живописи, скульптуры и архитектуры, рожденным христианами на протяжении веков, не только из-за красоты произведений, но и потому, что они оказываются лицом к лицу с темами, отвечающими на вопросы, волнующие современного человека.

Церковь всегда наделяла образы ролью, которая выходит далеко за рамки просто иллюстрации священных текстов: ролью, признанной Папой Иоанном Павлом II в 1999 году, в его Послании к деятелям искусств, где он утверждает, что "для того, чтобы передать послание, доверенное ей Христом, Церковь нуждается в искусстве" (№ 12).

Еще Павел VI объяснял эту нужду, когда, обращаясь к художникам, писателям и музыкантам в 1965 году, в конце Собора, заявил: "Церковь давно заключила договор с вами; вы строили и украшали ее храмы, прославляли ее догмы, обогащали ее литургию. Вы помогли ей перевести ее Божественное послание на язык форм и изображений, сделать ощутимым невидимый мир".

Такое придание значения образам является на самом деле составным элементом христианства. Исторические отношения Церкви с искусством надо понимать, по сути, в рамках богословских отношений между верой и тем, что можно лицезреть, – отношений, подчеркнутых в священных писаниях. В основе пролога Четвертого Евангелия лежит утверждение о "спасительной возможности видеть" – "И Слово стало плотию, и обитало с нами, полное благодати и истины; и мы видели славу Его", – говорит Иоанн (1, 14), – и в шестой главе Сам Спаситель поясняет : "Воля Пославшего Меня есть та, чтобы всякий, видящий Сына и верующий в Него, имел жизнь вечную» (Ин. 6, 40). Затем, в первом послании Иоанна, говорится, что "жизнь явилась" в Иисусе Христе, и так "мы видели и свидетельствуем, и возвещаем вам сию вечную жизнь, которая была у Отца и явилась нам» (1, 2). Говоря о Христе, Послание Павла к Колоссянам выражается просто: "Он есть образ Бога невидимого"(1, 15).

Можно сказать, что христианское художественное наследие представляет особое расширение во времени Церкви замысла Отца стать видимым для человечества в Иисусе Христе. Если Церковь нуждается в искусстве, то это потому, что она призвана проповедовать Христа, жизнь вечную, которая явилась нам, человека-образ, который в каждом Своем слове и действии открывал невидимого Бога. Подобно тому, как таинства и литургия расширяют во времени спасительные последствия деяния Христа, точно так же сакральное искусство, тесно связанное с литургией и личной молитвенной жизнью, расширяет «зримость» литургии. Церковь-строение, к примеру, с ее живописным и скульптурным убранством, призывает всех, даже неверующих, признать Эммануила – Бога, присутствующего в мире людей – в наших городах и селениях. Вот почему от начала христианства до сегодняшнего дня община верующих выделяла значительные ресурсы на создание произведений искусства и архитектуры, - потому что через искусство, во всех его формах, она может "перевести в значимые термины то, что само по себе является невыразимым", как говорится в Послании к деятелям искусств.

Эти наблюдения выявляют структурную связь между миссией Церкви и использованием искусства: необходимость, которую имеют христианские миссионеры, – те, которых Церковь посылает проповедовать и учить вере, а также совершать ее обряды, – знать искусство, как духовное сокровище и практический инструмент для их работы.

Еще двадцать один год назад в окружном послании о подготовке священников Папская комиссия по культурному наследию Церкви указала на актуальность этой задачи. В письме, обнародованном 15 октября 1992 года, – в том же году, когда был опубликован универсальный Катехизис Католической Церкви, кратким итогом которого является Компендиум, – были приведены доводы, которые сегодня обретают новую и трагическую актуальность. В тексте говорится: «В мире, живущем под угрозой новых форм варварства, и пересекаемом все более мощными миграционными потоками, которые уносят с мест целые народы, отрывая их от своей почвы, многие из них становятся восприимчивыми к очеловечивающей ценности культурного и художественного достояния. Вследствие этого растет убеждение, что для будущего человечества важно сохранить эти ценности, защитить их от рассеивания и манипуляции (исходящей от их использования, ориентированного на исключительно экономические цели), ценить их как носители смысла человеческой жизни». Документ затем подчеркнул «серьезные недостатки с точки зрения эстетического опыта, исторической и литературной восприимчивости», знакомства с миром искусства и, более того, способности понимать эти ценности кандидатами в священство, и в нём вновь было отмечено, что «речь идет в первую очередь о глобальном росте человека как в плане зрелости чувств, так и в плане собственно религиозном и культурном, духовном и пастырском» (п. 14).







All the contents on this site are copyrighted ©.