2013-08-27 16:27:00

Чувство сакрального в XXI веке


Согласно широко распространенному мнению среди интеллектуалов и opinion leader (лидеров общественного мнения), религия является основным источником конфликтов и нетерпимости в мире, политическое влияние религии чрезвычайно разнообразно; иногда она вносит свой вклад в конфликт, но часто способствует демократии, примирению и миру. (...)

Большая часть разногласий по поводу отношения между религией и насилием происходит из-за различного восприятия реальности, восприятия, которое свидетельствует о том, как люди понимают «религию», их взгляды на правильные отношения между религией и упорядоченным обществом в соответствии с гражданскими законами, идеи, которые они поддерживают и истории, которые они рассказывают о человеческой природе, о разуме, об индивидуальности и правительстве государства. После войны менталитетом представителей интеллигенции и общественных деятелей западного мира управляла вера в неизбежное наступление секуляризации, и этот подход разделяла элита других регионов мира, получившая образование на Западе. Известный социолог Питер Бергер выразил мнение многих, заявив в 1968 году в интервью шазете «Нью-Йорк таймс», что «в XXI веке те, кто верит в религию, вероятно, останутся только в небольших сект, держась друг за друга, чтобы выжить в секулярной культуры мирового масштаба». Но в последние годы ХХ века мы стали свидетелями не только неуклонного роста населения мира, придерживающегося христианства, ислама и индуизма, но также укрепления влияния религии на политику на всех континентах. (...)

Точно так же было бы неправильно считать, что ключ к пониманию секуляризации утратил силу по той простой причине, что религия не сдала своих позиций. Начнем с того, что одних фактов недостаточно для того, чтобы искоренить убеждения, которыми мы дорожим. И далее: убеждение в том, что религия является одним из основных источников конфликта, имеет глубокие корни в классе интеллектуалов. Кроме того, религиозная практика и культурный и религиозный контекст настолько изменились в последние годы, что, как ни парадоксально, мы оказываемся в мире, в котором группа уважаемых аналитиков способны с полным правом утверждать, что мы живем в эпоху «возрождающейся религии» (тот же Бергер), а другие, не менее справедливо, называют наш век «секулярным» (Чарлз Тейлор).
Эти позиции не так несовместимы, как может показаться на первый взгляд. Те, кто утверждают, что мы живем в светскую эпоху, подчеркивают главным образом достижения западного мира, и особенно рост числа неверующих, тех, кто утверждают, что они духовные, но светские, тех, кто называют себя религиозными, но не связанными с какой-либо организованной религией и тех, кто считает себя принадлежащим к религии, но подходят к учению своей Церкви избирательно. Ученые, согласно которым мы живем в эпоху возрождающейся религии, аргументируют свою точку зрения не предполагаемым большим распространением веры религиозного типа, – они ссылаются, скорее, на постоянно возрастающее политическое влияние религии в мире. Короче говоря, картина современной духовности может характеризоваться как увеличением политически мотивированной религиозной деятельности, так и склонностью верующих, по крайней мере на Западе, к более личной религиозности, индивидуальной, в ущерб формированию и духу объединения, предлагаемых организованной религией.

Подъем воинствующего ислама, наряду с напористым политическим присутствием религии в некоторых либеральных демократиях, стимулировал возникновение новой резкой литературы, характеризущейся сильной враждебностью по отношению к религии. В серии успешных книг Ричард Докинз, Дэниэл Деннет, Сэм Харрис и ныне покойный Кристофер Хитченс (часто называемые "новыми атеистами") возродили и обновили избитый аргумент, что наука делает религию устаревшей, и что религия является одним иг главных источников конфликтов. Труды этих авторов отличаются энергичной поддержкой атеизма как высшей системы убеждений, раздражением из-за стойкости веры, религиозного влияния и миссионерского рвения, чтобы вызвать тревогу по поводу негативных последствий религии в современном обществе. Главный их тезис заключается в том, что наука, якобы, дискредитировала существования какого бы то ни было Бога или высшей силы.

Эти новые атеисты отвергают также подход «живи и дай жить другим», который приняли по отношению к религии многие менее воинственные неверующие. Они считают, что предполагаемые выгоды религии не больше, чем от морали и этики, коренящихся в секуляризме, в то время как негативные последствия религии являются реальными и существенными.

Стоит отметить, что нынешнее возрождение старого секуляризма консервативного духа, или, как назвал его Пьер Мано, «этого педантичного атеизма, этого пуританства безбожия» происходит именно на христианском западе, который любит мир. Тем не менее, в то же время, на Западе возник другой тип неверующих, которые помогают с озабоченностью наступлению секуляризма, и, особенно, антихристианского секуляризма, считая христианство угрозой для основных политических завоеваний современности. Среди этих «меланхоличных атеистов» фигурируют некоторые из самых уважаемых ученых современного мира.

Видный немецкий мыслитель и социолог Юрген Хабермас выразил глубокую озабоченность в связи с политическими и социальными издержками, которые могут возникнуть, если пренебрегают культурным наследием, в котором религия, свобода и право неразрывно связаны между собой.

Считающийся серым кардиналом европейских левых, Хабермас ошеломил многих своих последователей, когда заявил о важности иудео-христианского наследия: «Это наследие [иудейская этика справедливости и христианская этика любви], практически не изменившееся , стало предметом постоянного присвоения и критического переосмысления. В настоящее время ему нет альтернатив. И в свете нынешних вызовов, выдвигаемых постнациональной плеядой, мы по-прежнему продолжаем черпать из сути этого наследия. Остальное – всего лишь бесполезная постмодернистская болтовня».

Тем самым он разделяет позицию Алексиса де Токвиля, согласно которому свободное общество глубоко зависит от здоровой нравственной культуры, питаемой религией (под которой он понимал христианство). В предисловии к книге Демократия в Америке Токвиль призвал коллег-наследников французского Просвещения отбросить предубеждения в отношении религии. По его мнению, те, кто любит свободу, должны "поспешить призвать религию себе на помощь», поскольку они должны знать, что царство свободы не может быть установлено без царства обычаев, точно так же, как и обычаи не могут создаваться без веры во что-то.

Канадский философ Чарльз Тейлор заявил в своем объемном труде 2007 года (Секулярный век), что теперь, по крайней мере на Западе, мы живем в «секлярную эпоху», хотя и не в смысле, предсказанном «новыми атеистами». На самом деле, по словам Тейлора, «со временем ключ к пониманию секуляризации, которая имеет тенденцию приписывать нашему религиозному прошлым вину за многие беды мира, станет менее убедительным. Это произойдет отчасти потому, что будет ясно, что другие общества не делают то же самое и, следовательно, такое толкование не подходит человеческой расе на универсальном уровне; отчасти потому, что многие раны, – за которые, предполагалось, ответственна религия, – не исчезают».

Несмотря на это, Тейлор считает, что мы живем в эпоху секуляризма. И то, что делает наш век секулярным – это "титаническое изменение" в социальном контексте, в котором живет религия: публичное пространство в либеральных демократиях были в значительной степени опустошены от любой ссылки на религию; мы стали свидетелями заката религиозной практики, если не веры; и (самое главное для него) во многих частях мира перешли "от общества, где вера в Бога является само собой разумеющейся к обществу, где она считается одним из многих возможных вариантов". Тейлор, впрочем, кажется, не разделяет озабоченность «желчных неверующих» о коррозионных эффектах, которые могут оказать влияние на общество в целом, когда большое число людей решает отказаться от «генетических кодов родителей». Он не преминул заметить, что религиозное образование пострадало от этого. Тем не менее, Тейлор не считает эту потерю серьезной проблемой, которой нужно заниматься. Он просто отмечает, что «слабый контакт со многими из традиционных языков веры, кажется, предвещает будущее упадка».

Еще в бытность кардиналом Ратцингер сформулировал различие между «позитивной светскостью», понимаемой как позиция нейтралитета, которая открывает пространства свободы для людей любого вероисповедания, и «отрицательным секуляризмом», который "навязывает себя через политику и не оставляет публичного пространства католическому и христианскому видению, которое, таким образом, рискует превратиться в нечто личное и существенно изуродованное". Стал Папой, он активно продвигал свое видение "позитивной светскости". В 2008 году в своей речи к французским политикам в самой колыбели антирелигиозного секуляризма, он прокомментировал: "В этот исторический момент, когда культуры все больше пересекаются между собой, я глубоко убежден, что становится необходимым новое размышление об истинном значении и о важности светскости. Это действительно важно: с одной стороны следует настаивать на отделенности политического пространства от пространства религиозного, с целью защитить как религиозную свободу граждан, так и ответственность государства по отношению к ним, а с другой стороны следует ясно осознать незаменимость религии для формирования умов и вклада, который она может внести вместе с другим инстанциями при создании фундаментального этического согласия в обществе".

Мысль о Бенедикта XVI о секуляризме сходится по многим пунктам с такими неверующими, как Хабермас. (...) Еще в 1968 году, в своем Введении в христианство, Ратцингер применил новый подход по отношению к неверующим с открытым менталитетом, подчеркивая, что они могли встретиться на одной и той же почве сомнения.

Каждая из интерпретаций секуляризма, рассмотренных здесь, представляет собой усилие, чтобы быть в состоянии принять факт, который «изменяет панораму этого мира». Наше время кажется недостаточно светским для атеистов-консерваторов, которые настаивают на том, что религия является причиной практически всех зол; тогда как, напротив, она стала слишком светской для желчных неверующих, которые боятся, что подрываются сами основы либеральной демократии. Для таких теистов, как Чарльз Тейлор и Бенедикт XVI, недавние изменения в религиозной панорамы создают новые проблемы для религии, но, что интересно, Ратцингер ближе к "желчным неверующим" в своем понимании того, что изменения религиозного сценария бросают вызов миру в обществе , подрывает социальную сплоченность, великие достижения западной культуры (права человека, человеческое достоинство, верховенство закона) и чувство единой человеческой семьи, в отношении которой все имеют общую ответственность.

Те, кто утверждают, что религия является основным источником конфликтов и насилия, со своей стороны, предпочитает останавливаться на религиозных войнах прошлого и на распространении ислама джихадистского толка, что мы видим сегодня. Однако накапливаются доказательства того, что религиозная риторика, часто ассоциируемая с такими конфликтами, в большей степени связана с вопросами личной или групповой идентичности, а не с богословскими различиями.

По данным исследования о конфликтах, имевших место между 1989 и 2003 годами в Университете Упсала, религия редко была первичным или исключительным фактором конфликтов, в которые она была вовлечена. Как давно отметил Жак Маритен, «для человеческой слабости нет ничего проще, чем смешивать религию с расовыми, семейными или классовыми предрассудками, с коллективной ненавистью, страстями клана и призраками политиков, которые уравновешивают строгости индивидуальной дисциплины в благочестивой, но недостаточно очищенной душе».

Мэри Энн Глендон

При использовании материалов ссылка на русскую службу Радио Ватикана обязательна.







All the contents on this site are copyrighted ©.